А почему бы и нет, думаю я. Было бы интересно подсадить ее в окно. Но в ответ только киваю:
— Без проблем. Где ваш дом?
Хенк бы от всего этого просто взбесился.
Когда-то мы вместе мотали срок — обоих загребли, и несколько лет мы держались вместе. В наши дни в тюряге всем заправляют банды. Мы оба не были ни латиносами, ни арабами, ни черными, а с арийцами водить дружбу нам уж точно не хотелось, и вышло так, что мы уйму времени проводили вместе. Он сказал мне разыскать его, когда выберусь на волю, и он найдет для меня работенку. Многие так говорят, но немногие от души. Вы стараетесь исправиться, и при этом искренне обрадуетесь, если у вас дома или на работе объявится какой-нибудь рецидивист? Что-то я сомневаюсь.
Так что я бы и внимания не обратил, но это Хенк, а он говорит лишь то, что думает. А я всерьез решил встать на праведный путь, когда выйду, а потому поймал его на слове.
Он познакомил меня с парнем по имени Мот, который руководит службой такси, взятых со свалки — то есть, лицензий у машин нет, но если никто не будет вглядываться, что там за справка прицеплена позади водительского сиденья, то и проблем особых не будет. Просто надо держаться тех районов, куда приличные такси предпочитают не заезжать.
Итак, Хенк предоставил мне возможность вернуться на стезю добродетели, а Мот дал всего один совет: «Держись подальше от дел своих клиентов» — и я неплохо справлялся, ни во что не ввязывался, зарабатывал на комнату в общаге и даже умудрялся откладывать немного на всякий случай.
Что самое смешное, эта халтура мне была по душе. Я не боюсь сажать в машину всяких головорезов и выгляжу достаточно крепким, чтобы ко мне не привязывались какие-нибудь чудики. Порой мне даже перепадают женщины вроде той, что я подобрал на Грейси-стрит.
Так почему же я поперся через весь город парковаться на Маретт-стрит и выжидаю, когда можно будет вломиться в чужой дом, чтобы спасти кошечку?
Мой сообщник сидит сейчас передо мной. Ее зовут Луиза Харамийо. Она переоделась в обтягивающую черную футболку, мешковатый вылинявший джинсовый комбинезон и высокие черные кеды. От косметики почти ничего не осталось, а волосы исчезли под бейсболкой, которую она нацепила козырьком назад. И все равно зрелище было потрясающее. Может, даже лучше, чем до того.
— Как зовут вашу кошку?
— Терпение.
Я пожимаю плечами:
— Да все в порядке. Не хотите — не рассказывайте.
— Нет, ее так зовут, — отвечает Луиза. — Терпение.
— А этот тип, который ее украл, он?..
— Мой бывший. Совсем недавно расстались.
Вот и делай после этого поспешные выводы, думаю я. Черт возьми, да, я сам ехал по Грейси-стрит. Это ж не значит, что я играю за другую команду. Только не поймите меня неправильно, я не то чтобы понадеялся на что-то такое. Я знаю, что совсем не красавец, и она просто использует меня, потому что я подвернулся под руку и согласился помочь. Когда мы заберем котенка у ее бывшего, не будет мне никакого «долго и счастливо». Хорошо еще, если мне просто пожмут руку.
Так зачем же я ввязался в это?
Ну что ж, скажу начистоту: мне скучно. Мой котелок никогда не перестает варить. Я всегда высчитываю какие-то проценты, строю планы. Когда я сказал, что полюбил работу таксиста, то не соврал. Мне правда нравится! Но вы сейчас говорите с парнем, который добрую часть жизни вырабатывал стратегии, и если они оказывались неудачными, просто шел и брал то, что ему было нужно. Вот так я и угодил за решетку.
Просто так ведь мало кого сажают. Конечно же они предвзяты по отношению к тем, кого принято считать отбросами общества: братанам, индейцам и белой рвани (а я вырос именно среди последних). Но все же среди нас, сидельцев, невиновных почти и нет.
Пробраться в незнакомый дом для меня — что доза для наркомана. В последние пару месяцев, после того как я бросил это дело, ломки у меня не было, но тяга осталась. Сейчас я, конечно, стараюсь подсластить пилюлю, мол, это все очень по-рыцарски… Ну вот, собственно, и все.
А ведь я даже и не спросил, зачем нам воровать кошку. Просто подумал: а почему бы и нет? Но если пораскинуть мозгами… ну кто будет красть котов? Потерял — пойди возьми нового, делов-то. У нас дома никогда не было животных, может, поэтому я и не врубаюсь. У нас дома вместо животных были дети, хотя, наверно, обращались с нами похуже, чем Луиза со своей кошкой. Кого-то из нас даже забрали, и ма пожалела лишь о том, что стала получать от государства меньше денег.
Нужна еще причина? Мне редко выпадает удача потусоваться с такой красивой девушкой.
— Каков наш план? — спрашиваю.
— Человек, который живет в этом доме, наделен большой властью.
— Ваш бывший?
Она кивает.
— И кто же он? Политик? Судья? Наркоторговец?
— Нет, нет. Куда большей властью. Он брухо — колдун. Само по себе это не так плохо, но он пользуется очень дурными средствами. Он плохой человек.
Я уставился на нее, хлопая глазами, — думаю, как и любой бы на моем месте.
— Похоже, вы мне не верите.
— Скорее, просто не понимаю, — говорю.
— Неважно. Я говорю вам это только для того, чтобы предупредить: не смотрите ему в глаза. Что бы ни случилось, не встречайтесь с ним взглядом.
— А то что? Он превратит меня в тыкву?
— Хуже, — говорит она на полном серьезе.
Она выходит из машины раньше, чем успеваю расспросить ее, но сдаваться я не намерен. Я тоже выхожу и догоняю ее на тротуаре. Она берет меня за руку и быстро ведет сквозь тень от живой изгороди, что отделяет участок ее бывшего от соседних. Мне нравится чувствовать ее кожу своей. Жаль, что она уже разжимает ладонь.
— Да что тут вообще происходит, — спрашиваю я. — То есть я подбираю вас около бара для девочек на Грейси-стрит, разодетую, как проститутка, а теперь мы собираемся обласкать дом какого-то колдуна, чтобы вернуть вашу кошку. Не очень-то много в этом смысла.
— Однако вы здесь.
Я медленно киваю.
— Может, это вам мне не следовало смотреть в глаза, — говорю.
Я-то шутил, но она восприняла мои слова со всей серьезностью.
— Я бы никогда не сделала такого с другим человеком. Да, я вышла в такой одежде, надеясь встретить человека вроде вас, но магии здесь не было.
Меня зацепила фраза «человека вроде вас». Я не был уверен, что эта фраза говорит о ее отношении ко мне. И нравится ли мне такое отношение. Может, вид у меня и неказистый, и из-за этого часто приходится коротать ночи одному, но я никогда не платил за это дело.
— Вы выглядели, как проститутка, которая хочет подцепить какого-нибудь простачка. Ну, или чудика.
Она улыбается, сверкнув зубами во тьме. Такие белые на фоне смуглой кожи…
— Нет. Мне нужен был человек, который желал бы меня достаточно сильно, чтобы хотеть быть рядом. Но также у него должно было быть сердце, чтобы выслушать мою историю, и много сочувствия, чтобы он захотел помочь мне, когда выслушает.
— Похоже, вам достался не такой, — говорю я ей. — За такое мне медалей не давали.
— Однако вы здесь, — повторяет она. — Вам не следует себя недооценивать. Иногда мы не раскрываем всего, что в нас заложено, лишь потому, что никто в нас не верит.
Я примерно представляю, куда она клонит. Хенк и Мот много раз беседовали о чем-то таком по ночам, когда мы собирались вокруг костра на свалке, и уже молчу про всех этих добросовестных соцработников. Но с ней мне обсуждать это хочется не больше, чем с ними. Симпатичная теория, но я на нее не куплюсь. Мало ли, кто что думает, жизнь от этого не изменится.
Вместо этого я говорю:
— Вы сильно рисковали. Могли напороться на какого-нибудь придурка с ножом, который не стал бы ничего выслушивать.
Она качает головой:
— Никто бы меня не тронул.
— Но все же вам нужна моя помощь с вашим бывшим.
— Это другое дело. Я посмотрела ему в глаза. Он прошил мою душу черными нитками, и если за меня никто не вступится, то он, боюсь, сможет снова подчинить меня.
